Роман Алехин: Ахмат, брат.... Товарищи, я так понимаю, что вопрос даже на Аиду, а мне к утреннему посту

Ахмат, брат...

Товарищи, я так понимаю, что вопрос даже на Аиду, а мне к утреннему посту.

Давайте отвечу, что я слышал в этом "Ахмат, брат" от одного и того же человека.

Это приветствие, конечно же, например, на дороге. И на военных дорогах обычно оно приводит к улыбке и началу нормального человеческого разговора. Потому что там - на передовой знают - кто и как воюет.

Второй случай, когда ты разговариваешь с бойцом или командиром и удивляешься тому, что за их подвиги их не награждают, хотя награждают тех, кто не был даже причастен, или почему их могут остановить на дороге в Краснодаре с биоматериалом для раненых и довести до того, чтобы он пропал, или почему их не указывают в сводках, или они пропали вдруг с экранов и т.д. И тут как раз тот самый ответ с небольшой грустью или обидой в голосе: "Ахмат, брат... ".

При этом, печалятся они, когда отвечают кому-то со стороны или при посторонних, а внутри их, конечно, кипит злость от несправедливости, которую они раз за разом трансформируют в ненависть к врагу, круша его везде, где он им встречается. А потом рассказывают, как кто-то на флангах сбежал, а как кто-то из генералов с трясущимися руками им обещал где-то под Кременной или где-нибудь еще, если удержат объект пока наши отойдут, вручить несколько Героев и орденов "Мужества". И таких историй много. Рассказывают и смеются, потому что... Ахмат, брат!

А что касается искренности Аида, то я не видел более искреннего человека (об искренности я уже говорил здесь). Потому что ему терять нечего, а значит и бояться - он как самурай умер еще до войны. Для него нет смысла быть неискреннем, потому что это сложнее в его случае. Он даже чрезмерно искренен всегда и в радости, и в гневе, порой как ребенок. И это порой ошеломляет как-то даже.

Роман Алехин Роман Алехин